СЦЕНАРИЙ "КАТАСТРОФА" НЕ ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ...
Про банки - сколько их нужно
"Почти тысяча банков, которая у нас существует, — не очень устойчивая и не самая эффективная система. Надо, с одной стороны, повышать требования к капиталу, с другой — проводить расчистку тех банков, которые, скажем так, занимаются не только банковским бизнесом. События последних недель — это не кризис, связанный с неплатежеспособностью, а очистка банковского поля от серьезных нарушений и теневых операций Есть риск дальнейшего роста доли государственных коммерческих банков, если уровень доверия к частным банкам начнет снижаться, но монополии государства на банковскую деятельность, как в СССР, не будет. У денежных властей есть достаточно возможностей нейтрализовать банковскую панику, если она возникнет. У Центрального банка должен быть четкий и одновременно очень деликатный подход. Риск банковской паники не основание для того, чтобы не оздоравливать ситуацию. ЦБ не придется печатать деньги, чтобы укрепить возможности Агентства по страхованию вкладов, и тем самым разгонять инфляцию. Все-таки основная масса — это "карманные" банки для обслуживания своих клиентов или хозяев". Когда кончится кризис "Кризис не пройден, но завершается. Это не циклический, а структурный кризис, который длится 10–12 лет, "турбулентное десятилетие», и решает вопросы формирования новой отраслевой структуры, экономической доктрины, валютных конфигураций, модели регулирования. Аналогичных кризисов было по крайней мере два — в 1930-е и 1970-е годы. Из 30-х мир вышел с долларом, индустриальной экономикой, кейнсианской экономической политикой, резким ростом бюджетной нагрузки к ВВП. Из 70-х — с дерегулированием, сокращением бюджетной нагрузки к ВВП, постиндустриализацией, неолиберальной экономической доктриной и двумя резервными валютами — долларом и дойчемаркой (позднее стала именоваться евро). Особенность таких кризисов — первые годы с ними пытаются бороться традиционными методами, которые не срабатывают. Политики и экономисты похожи на генералов, которые готовятся к новым войнам по старым картам. С кризисом 30-х поначалу боролись ужесточением денежной политики, когда надо было ее ослаблять, — получили беспрецедентную по глубине и продолжительности рецессию. С кризисом 70-х сначала боролись ослаблением денежной политики — получили стагфляцию. Но довольно быстро нашли нетрадиционные решения в области денежной политики. Программа quantitative easing — вещь, в общем, нетрадиционная. Апогей пройден, сейчас формируются новые контуры посткризисного мира". Пенсии: резко возрастает роль частных денег "Перед развитым миром, включая Россию, стоят две структурные проблемы. Первая связана с кризисом индустриального социального государства. То, что было построено в первой половине XX века, создавалось для другой демографии и социальной структуры, для общества, в котором молодых больше, чем пожилых, для мира, который идет к индустриальной стандартизации всего и вся. Современный мир идет в направлении индивидуализации — образования, здравоохранения, технологий. Модель, сформированная от Бисмарка через Ллойда Джорджа до, скажем, Сталина 30-х годов, перестала работать. Во всех этих системах пенсионный возраст был существенно выше продолжительности жизни. Плюс изначально система пенсий была ориентирована на промышленных рабочих, а не на все население. Неудивительно, что все пенсионные системы перестают работать: они или становятся фискально неподъемными, или предлагают очень низкий коэффициент замещения. Появляются особенности, которых не было в XX веке, но которые критически значимы сегодня. Если их не учитывать, государство попадает в перманентный финансовый кризис. Мы не можем больше анализировать здравоохранение, образование и пенсии лишь в терминах социальной политики. Эти отрасли ныне становятся одновременно феноменами социальной, бюджетной и инвестиционной политики. Мы не можем обсуждать тему здравоохранения без финансовой модели, в которой деньги накапливаются и инвестируются. Другая особенность — услуга становится все более индивидуальной. Универсальные пенсии, здравоохранение, образование уходят. В этом смысле они начинают напоминать доиндустриальные модели. Резко возрастает роль частных денег. Софинансирование пенсий, медицины, образования возникает не потому, что государство бедное, а потому, что общество становится богатым. По мере того как люди перестают голодать и ходить в лохмотьях, растет спрос на здоровье, образование, вообще на достойный образ жизни. Человек включается в софинансирование не потому, что государство бедно, а потому, что хочет покупать не стандартную, а индивидуальную услугу. Это значит, что по мере развития общества доля частного софинансирования в социальных секторах будет расти. Государство сейчас разъяснило молодым поколениям, что только на государственную пенсию рассчитывать не надо. Ваше благосостояние в старости в ваших руках, а мы немного поможем. И это, по моему мнению, справедливо и честно. Подчеркиваю: это относится к следующим поколениям, а не к тем, кто выходит на пенсию в ближайшее десятилетие. Думаю, через поколение пенсия вообще станет скорее пособием по бедности или инвалидности. Пенсионный возраст — тоже пережиток индустриальной эпохи. Один человек хочет работать долго, другой не хочет вовсе. Здравоохранение - модель нужно менять Остается еще не вполне ясным, как в будущем будет выглядеть здравоохранение. В развитом мире нет эффективных моделей. Но следует обратить внимание на сингапурский опыт. Как выглядит традиционная модель? Страховка покрывает массовые услуги, а если нужно что-то специальное и дорогостоящее — очереди, дополнительные платежи и т.д. В Сингапуре ровно наоборот: человек оплачивает текущую медицину из своего кармана, а вот если нужно что-то дорогое — платит государство. И для постиндустриального мира это скорее правильно. Доллар — это ваши проблемы "Многие политики сейчас любят говорить, что Запад одумался и проводит политику реиндустриализации, то есть возвращает промышленность из Китая. Но понимают они это как-то так: банки больше не нужны, раз ничего не производят, миру снова нужны домны. На самом деле речь о другом. Возникают отрасли, где важнее близость разработчика, того, кто придумывает, и наличие массового потребителя. Появляются отрасли, где издержки на труд не являются существенным фактором конкурентоспособности. Традиционный меркантилистский подход теряет смысл. То, что вы мало импортируете и много экспортируете, более не означает, что вы успешны. Потому что большой экспорт при малом импорте — это, скорее всего, значит, что вы или аграрная, или сырьевая страна. Что еще остается непонятным — как развитые страны будут выходить из бюджетных дефицитов и резко возросших балансов центральных банков? Каждый структурный кризис принес в экономическую практику что-то новое: 1930-е привели к беспрецедентной безработице, 1970-е — к невиданному прежде феномену стагфляции. Сейчас мы имеем дело с огромным увеличением балансов центральных банков. Как выходить из ситуации, когда денег напечатано безумно много, хотя на инфляции это не сказалось? Как мировая экономика отреагирует на планы Федрезерва выйти из QE3 никто не знает, ведь этого никогда не было. Как экономический историк, могу лишь напомнить фразу, которую произнес министр финансов США Джон Коннели в связи с отменой Бреттон-Вудских соглашений: "Доллар — это наша валюта и ваши проблемы". Успех завел в ловушку "Россия попала в ловушку среднего уровня доходов. Если мы посмотрим на десятилетнюю динамику заработной платы и сравним с другими развивающимися рынками по рейтингу Doing Business, мы увидим, что наша зарплата — самая высокая среди стран-конкурентов, а институты — одни из самых плохих. Что это значит? Инвестиции обычно идут туда, где дешевый труд при плохих институтах или где дорогой труд при хороших институтах. Надо понимать, что ловушка среднего уровня доходов — это результат успешной политики последних 15 лет, а не результат поражения. Бывают кризисы, которые связаны не с ошибками, а с экономическим ростом, — это проблема именно такого порядка. Многие страны попадали в ловушку среднего уровня доходов, в частности Латинская Америка 70—80-х годов. Сейчас началась дискуссия, попадет ли в нее Китай. Что делать? Тут начинается обычная мантра экономистов: надо совершенствовать институты. Однако есть ограничитель. В 80-е годы, если мы хотели жить как в Европе, мы должны были бороться за улучшение условий жизни в России. Сейчас транзакционные издержки отъезда настолько низки, что для многих людей с хорошим образованием проще уехать и найти привлекательные условия для работы и жизни за границей, чем создавать эти условия в своей стране. Можно даже физически не уезжать. Если дети учатся за границей, семья лечится за границей, отдых только за границей, бизнес можно делать и здесь, это уже не важно. Грубо говоря, мы идем по пути, когда здесь будет образование и здравоохранение, ориентированное на низкодоходные слои и мигрантов, а все преуспевающие будут лечиться, учиться и жить за границей. Это пока не приговор, но болезнь, которую нельзя запускать. Без эффективного спроса не будет и эффективного предложения. Нам нужны не просто темпы роста, а устойчивый длительный рост, обеспечивающий модернизацию страны (рост производительности труда). Это гораздо более сложная задача, чем повышение темпов роста в ближайшие два-три года. И решение требует гораздо больших усилий, чем просто ускорение текущих темпов. Надо учитывать уроки прошлого. По основным макроэкономическим параметрам мы находимся в ситуации начала 1980-х: сопоставимые цена на нефть, темпы роста, сбалансированный бюджет, низкий долг. Советский Союз рос чуть быстрее Запада, имел очень хорошую макроэкономику. К 84-му году вдруг выяснилось: Запад, выйдя из кризиса 1970-х, растет быстрее. Мы ответили ускорением. Что происходит? Начинает расти бюджетный дефицит, госдолг, на два года темпы роста становятся выше, чем на Западе. А затем происходит катастрофа. Этот сценарий не обязательно повторится. История ничего не доказывает. Она лишь предостерегает". |
Комментариев нет:
Отправить комментарий